Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Ромм А.С. Мировое освободительное движение в пьесе Э. Хемингуэя «Пятая колонна»

Ромм А.С. - Американская драматургия первой половины XX века, Л.: "Искусство", 1978.

Для прогрессивных драматургов-антифашистов борьба за человека означала не только защиту его права на жизнь, но и сохранение (а в ряде случаев и восстановление) его внутреннего мира. Само участие в войне представлялось большинству из них своеобразной школой человечности. Истые люди 30-х годов, они верили, что служение великому всенародному делу пробудит латентные силы человеческой личности и поднимет ее на уровень подлинного героизма. Подобное «обыкновенное чудо» свершается, например, в пьесе Ирвина Шоу «Убийца» (1944). Наивный юноша Робер Муни, преисполненный либеральных иллюзий, искренно веровавший, что защита прав человека есть внеполитическое дело, втягивается в самую гущу политической борьбы и встречает смерть с бесстрашием и непоколебимостью истинного героя.

Обобщить эти смутные искания и придать им видимость некоей нравственной философии удавалось лишь отдельным драматургам-антифашистам. Более всех преуспел в этом самый значительный писатель эпохи — Эрнест Хемингуэй. Возникшая на гребне испанских событий, его пьеса «Пятая колонна» (1939) являлась экстрактом той трагически высокой концепции подвига, которую писатель в более глубоком и психологически сложном истолковании раскрыл в романе «По ком звонит колокол». Мятущийся американский интеллигент Филип Роллингс, в отличие от своего друга, спокойного, уравновешенного, внутренно целостного коммуниста Макса, не до конца понимает политический смысл событий, участником которых он стал по собственной воле. Включаясь в освободительную борьбу Испанской республики, Филип ищет не только победы для нее, но и примирения с самим собою. Но и на полях истекающей кровью Испании он переживает трагедию внутреннего разлада, не будучи в состоянии уйти из-под бремени своей индивидуалистически-разорванной личности. Где-то в глубине его сознания зреет уверенность, что дело, которому он служит, обречено и, несмотря на самопожертвованные усилия его защитников, мир останется прежним. Иронически-скорбная мысль о том, что на его век «войн хватит», не может служить ему утешением. Это состояние душевной неустроенности усугубляется и мотивами личного характера. Беспокойное сердце Филипа, в котором поселилась любовь к такой же, как он, беспокойной дочери богемы, стихийно восстает против всяких попыток самообуздания и самоограничения. И тем не менее он твердо знает, что дело испанского народа — это его личное, кровное дело, и если понадобится, умрет за него (подобно Роберту Джордану в романе «По ком звонит колокол»). Служитель великой демократической мечты о свободном мире и свободном человеке, Филип понимает, что самопожертвованное служение ей и гибель во имя нее — единственный путь для того, кто хочет оставаться человеком.

В подтексте драмы Хемингуэя (как и всего его творчества в целом) маячила тень «американской мечты», разбуженная мировым освободительным движением. Прибежищем ее не всегда служил подтекст. Получив опору в гуманистических порывах войны за человека, она вырывалась на поверхность и других драматических произведений. Трагедия оборачивалась утопией, и утопия нередко торжествовала над трагедией.

А.С. Ромм


 






Реклама

 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"