Третьяк З.И. Сравнительный анализ основных способов изображения первой мировой войны на примере творчества Э. Хемингуэя и М. Горецкого
Исследуются события первой мировой войны, изображенные в литературно-художественных произведениях американских и белорусских художников слова. На примере творчества Э. Хемингуэя и М. Горецкого выявляется общее и различное при описании событий 1914 – 1918 годов. Внимание акцентируется на таких общих положениях, как изображение человека в экстремальной военной ситуации, проблема выбора модели поведения, фактор случайности на поле боя и в тылу, природа подвига на войне, мотив фронтового братства и «равенства сторон». Автор обращает внимание на ряд различий, обусловленных социально-историческими предпосылками творчества прозаиков, их менталитетом и личным опытом.
Введение.
Творчество Э. Хемингуэя и М. Горецкого на военную тематику складывалось на разной национальной почве. По манере письма, по судьбам, художественной силе и месту, которое они занимают в мировой литературе ХХ века, это писатели очень разные. Но в их книгах о первой мировой войне много общего. В каждой из них от страницы к странице нарастает ощущение бессмысленности войны и крушения идеалов, в которые герои верили, беспросветного отчаяния перед жизнью, которое охватывает персонажей в конце произведений.
Основная часть.
Рассматривая произведения этих писателей, их следует отнести к «литературе «потерянного поколения» [1, с. 423]. Отличительные черты таких произведений – выбор героев, прошедших огонь первой мировой войны; недоумение по поводу высоких слов и идеалов, поставленных под сомнение той бойней; трагическое духовное одиночество персонажей; психологизм в описании внутрен-него мира человека, прошедшего через ужасы войны.
Хемингуэевский герой на первой мировой войне – доброволец-энтузиаст, сражающийся на чужой земле. Отправляясь в Европу, он воодушевлен высоким порывом: он жаждет сражаться за «свободу, равенство и братство». На деле оказывается, что потребность в славе пересиливает прекрасные стремления. Мечтая о войне как о героической эпопее, персонаж поначалу не хочет принимать суровые будни войны. Эти романтические иллюзии и пытается изжить Э. Хемингуэй. Очень последовательно, с большим искусством и беспощадностью автор заставляет персонажа переживать прозаические и негероические ситуации. Так, герой-романтик, жаждущий большого дела, осуществления гордых мечтаний о славе, переживает крушение иллюзий и надежд, столкнувшись с военной реальностью.
Герои М. Горецкого вряд ли по своей воле идут защищать «батюшку-царя и Отечество». Их призывают в армию по мере того, как война пожирает все больше и больше солдат-жертв. Их отправляют на смерть, цинично поздравляя с тем, что им выпала честь «бараніць веру, цара і ацечаства» [2, с. 309] и освобождать «малые» народы Европы. Многие солдаты-белорусы так и погибают, не поняв, за что же они сражались (например, Хомка, герой повести «Ціхая плынь»). И только некоторые из них, как, например, Левон Задума, понимают весь трагизм ситуации. Главный герой повести «На імперыялістычнай вайне» имел несчастье записаться в русскую армию перед началом боевых действий и не раз жалел об этом, думая: «…Усе цяпер згіне, як згіну, можа, і я сам, ва славу… на славу… чаго? Вызвалення “малых” народаў? А ці вызваліцца мой народ? Што яму дасць гэтая вайна?» [3, с. 327].
Героям военных произведений Э. Хемингуэя и М. Горецкого во многом присуща «детская психология» [4, с. 35]. Они по возможности не стараются заглядывать далеко в будущее, а думают только о завтрашнем дне и рады, если он наступит. Поэтому, например, Кребсу (герою рассказа «Дома») или Левону Задуме так нелегко дается мирная жизнь – там нужно планировать свои действия, самостоятельно принимать решения, отвечать за содеянное. За время, проведенное на фронте, они разучились это делать, так как там над ними властвовала слепая воля случая и приказы.
Обращает на себя внимание почти полное отсутствие выбора у героев вышеуказанных военных произведений Э. Хемингуэя и М. Горецкого: исполнять или не исполнять свой ратный долг, связанный с приказом армейского руководства. Персонажи сознают смертельную опасность боевых операций, но редко думают о том, что они могут нарушить предписания и устав. Острота сюжетов достигается посредством испытания героев экстремальными ситуациями, возникающими в военных условиях, в которых персонажи поставлены перед выбором моральных ценностей, но не выбором модели поведения.
Опыт первой мировой войны произвел отрезвляющую и разрушительную работу в идейном мире фронтовиков. Э. Хемингуэй говорит, что у них было множество идеалов, под воздействием которых и жизнь, и война виделись ими в идеализированном, почти романтическом свете. Военная реальность со снарядами, облаками газов, болезнями, одиночеством и беспомощностью открыли им глаза на происходящее, дав понять всю преступность войны. Этот взгляд выражен в полных горечи размышлениях лейтенанта Фредерика Генри: «Меня всегда приводят в смущение слова “священный”, “славный”, “жертва” и выражение “совершилось”. Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас… но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю»1 [5, с. 151 – 152].
Недоверие к ложным идеалам, псевдонародности и псевдопатриотизму возникли у героев М. Горецкого (прежде всего у Левона Задумы) еще до войны. Молодой студент не один год вел раздумья о причинах, воздействующих на развитие общества и судьбу человека. Они отражены в повестях «У чым яго крыўда?» [7] и «Меланхолія» [8]. Вызванные войной разрушения, людские жертвы, жестокость на войне поселили в душе Задумы разочарование в человеке как разумном существе.
Неотъемлемый компонент многих произведений о войне Э. Хемингуэя и М. Горецкого – изображение солдатского братства, которое воспринимается персонажами как единственная оставшаяся ценность, достойная уважения. Мотив взаимной выручки проходит через написанное белорусским и американским художниками слово. Это братство сурово и трагично, так как тяжесть войны, то испытание, которому она подвергает человека, не только «заставляет людей быть ближе друг к другу, связывает их, но проверяет, а часто… рвет связи между ними» [9, с. 101]. Фронтовая дружба у прозаиков приобретает внесоциальный, философский смысл.
Бесспорно, что книги Э. Хемингуэя содержат осуждение войны. Но, например, протест против нее в романе "Прощай, оружие!" носит индивидуалистическую окраску. Лейтенант Генри оставляет оружие, покидает друзей-сослуживцев и убегает в Швейцарию. Формой протеста против войны была для героя иллюзия «сепаратного мира»: «Я решил забыть про войну. Я заключил сепаратный мир»2 [5, с. 198].
Левон Задума забыть о войне не может, как не может он не вернуться после ранения в строй. Все его идеалы разрушены, он не верит ни в преобразовательную силу науки, ни в будущую светлую жизнь Родины, ни в созидательные возможности как отдельного человека, так и общества в целом, ни в личное счастье. Молодой фронтовик на излечении в перспективе видит безрадостное возвращение на фронт и думает: «Заб’юць цяпер… І к ліху новае жыцце… Ну і чорт яно бяры, такое жыцце, ? не шкода…» [3, с. 431]. В данном случае его переживания сродни переживаниям некоторых персонажей романа Э. Хемингуэя «Фиеста» [10]. Мы встречаем Джейка и его друзей в парижских кафе и во время поездок по Северной Испании, на фиесте. Но где бы они ни были, Джейк, Бретт и другие не чувствуют себя счастливыми. Лаконичные, но удивительно яркие картины Парижа, страны басков, праздничной атмосферы фиесты оттеняют внутреннюю растерянность героев, их неспособность что-либо изменить в мире и в своей жизни.
Следует отметить, что в произведениях Э. Хемингуэя, посвященных первой мировой войне, мало батальных сцен. Писатель акцентирует внимание на бессмысленности и аморальности войны, обнажая ее бытовую сторону. М. Горецкий сочетает описание (хотя и редкое) настоящих боевых действий с картинами мародерства, рассказами о «вайне з вашмі» [3, с. 375], изображением тоскливых будней солдата, ждущего начала операции на передовой. Писателей не интересуют военные действия сами по себе, им не столь важно, кто побеждает, а кто терпит поражение. Значимо для них было показать бессмысленность происходящего, солдат и мирное население, которых «подстерегает ловушка-смерть» [11, с. 30]. В их гибели нет ничего «славного», «священного» или «величественного», есть только непрекращающееся преступление против человечности. Отсюда вытекает эта подчеркнутая натуралистичность в изображении смерти и умерших.
Мысль о том, что простым итальянским солдатам, показанным в романе «Прощай оружие!», война, в которую их втянули, оторвав от привычного уклада жизни, была чужда и враждебна, выражена в разговорах священника и лейтенанта Генри. Но отчетливее всего антивоенный пафос романа воплощен в открытых выступлениях против войны шоферов отряда санитарных автомобилей. Один из них перед началом очередной атаки сказал: «Страшнее войны ничего нет. Мы тут в санитарных частях даже не можем понять, какая это страшная штука ? война. А те, кто поймет, как это страшно, те уже не могут помешать этому, потому что сходят с ума. Есть люди, которым никогда не понять. Есть люди, которые боятся своих офицеров. Вот такими и делают войну» [5, с. 44].
1 «I was always embarrassed by the words sacred, glorious, and sacrifice and the expression in vain. We heard them some-times standing in the rain almost out of earshot, so that only the shouted words came through … and I had seen nothing sacred, and the things that were glorious had no glory and sacrifices were like stockyard at Chicago if nothing was done with the meat except to bury it» [6, p. 169].
2 «I was going to forget the war. I had made a separate peace» [6, p. 216].
3 «There is nothing as bad as war. We in the auto-ambulance cannot even realize at all how bad it is. When people realize how bad it is they cannot do anything to stop it because they go crazy. There are some people who never realize. There are people who are afraid of their officers. It is with them that war is made» [6, p. 60].
Схожие мысли М. Горецкий вкладывает в уста героев повести «На імперыялістычнай вайне». Солдаты, рискующие жизнью, проклинают всех, кто желает продолжения войны, посылает их на гибель, кто не может прийти в себя от патриотического чада. Приведем рассуждения о войне бомбардира-наводчика Володина: «Калі ўжо яна кончыцца, звязаліся з дрэнню, трэба нам было лезці за сербаў, яны там штогоду ваююць. Колькі нашага брата выйшла на вайну, а што нам: прыбавяць хоць па дзесяціне, ай што? Чаго не хапае багатым чарцям, што лезуць у вайну? Здаецца, і сыты, і п’яны. З жыру шалеюць, сво-лачы, а ты за іх жыццем накладай» [3, с. 396 ? 397]. В данном случае этот человек выражает мнение на-рода, уставшего от затянувшейся войны. Он противостоит всем тем, кому хочется движения, деятельности, красивой войны, на которой можно заработать либо прославиться.
Для многих героев американского и белорусского авторов «противник» - понятие более официальное, нежели личное. Поэтому изображению врага прозаики уделяют не так много внимания, довольствуясь краткими упоминаниями. Причина тому, то, что Фредерик Генри, например, пошел на войну не из патриотизма, а, вероятно, из желания прославиться, попробовать себя на новом поприще. Фактически поначалу ему было все равно, в рядах какой армии сражаться. Для Левона Задумы первая мировая война вряд ли «своя». Она не затрагивает его собственные интересы, а тем более интересы его народа. Левон не единожды ставит перед собой вопрос: когда же, наконец, станет независимой его родина.
Кроме того, когда на страницах произведений о первой мировой войне Э. Хемингуэя и М. Горецкого появляется «враг», он оказывается человеком без признаков ненависти к солдатам противоборствующего лагеря, военной удали и малейшего желания убивать и умирать. Однако идеализировать солдат в произведениях американского и белорусского художников слова не приходится: они идут вперед помимо своей воли и все-таки убивают врагов. Срабатывает инстинкт самосохранения: их винтовки, гранаты и снаряды направлены на нас, и если мы не уничтожим их, они разделаются с нами. В то же время героям вышеуказанных произведений война предстает не в виде вооруженной борьбы с конкретным человеком-противником, а в форме дуэли с враждебными силами внеличного характера. На поле боя им не было видно, кто обрушивает на них град снарядов, кто косит товарищей пулеметными очередями, кто срезает их невесть откуда прилетевшей пулей и кто заставляет их задыхаться в клубах отравляющих веществ.
Как и для многих других произведений о первой мировой войне, в книгах Э. Хемингуэя и М. Горецкого можно заметить мотив «равенства сторон», который рождался из ощущения бессмысленности кровопролития со стороны всех воюющих держав. Это чувство «равной преступности» [12, с. 483] было реальным в условиях той войны, которая изображалась в произведениях прозаиков как род «игры на равных началах», пусть страшной и бесчеловечной, но одинаково безумной для любой из держав-участниц.
Объединяет американского и белорусского писателей понимание подвига на войне. И Э. Хемингуэй, и М. Горецкий сознают, что в большинстве случаев движущей силой любой деятельности в экстремальных военных условиях является страх быть убитым врагом либо страх перед военным трибуналом и расстрелом. Страх, о котором они повествуют, включает в себя и ужас перед приближением смерти, который определяется конкретной опасностью. Это «не страх «вообще», не страх «экзистенциальный», перед смертью как условием человеческого существования, не страх как жизнеощущение» [13, с. 144], а просто ужас перед неизвестностью, который либо парализует волю персонажа, либо заставляет действовать, чтобы спасти товарищей, себя самого. В таком случае справедлива следующая мысль М. Горецкого: «На сучаснай вайне – усе героі ці, лепей кажучы, няма герояў, а есць болей ці меней дысцыплінаванае быдла» [3, с. 376]. В произведениях этих авторов тема героического поведения человека на войне пропитана трагизмом. Создается впечатление, что героизм сочетается с катастрофой личного или общечеловеческого масштаба.
Произведения прозаиков говорят и о чувстве самосохранения как о первом душевном движении, рождающемся в человеке перед лицом смерти, и о преодолении этого чувства с помощью усилия воли. Такое умение приходит не сразу. Необходим личный опыт и осознание того, ради чего человек подвергается риску на войне. Показная храбрость вызывала у писателей настороженное отношение. В их понимании любой поступок настоящего человека на войне лишен «рисовки, самолюбования, кокетства» [14, с. 90]. Он не должен выставляться на всеобщее обозрение с целью получить признание, похвалу или награду. Настоящую храбрость Э. Хемингуэй и М. Горецкий видят в выполнении долга солдатом наперекор всем препятствиям и желаниям человека.
Герои произведений этих авторов чувствуют заброшенность в жестокий и немилостивый к ним мир. Им приходится существовать в условиях, когда возникает необходимость отстаивать человеческое достоинство, жизненные принципы. Многие герои приходят к самым пессимистичным выводам. Приведем один пример из романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!»: «Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и потому он их убивает. Мир ломает каждого, и многие потом становятся только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает, он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки» [5, с. 204]. «If people bring so much courage to this world the world has to kill them to break them, so of course it kills them. The world breaks every one and afterward many are strong at the broken places. But those that will not break it kills. It kills the very good and the very gentle and the very brave impartially. If you are none of these you can be sure it will kill you too but there will be no special hurry» [6, р. 221].
Нельзя не сказать, что и Джейк Барнс, и Фредерик Генри, и Левон Задума, и в какой-то мере Хомка ? личности, склонные к рефлексии, они думают, переживают, страдают. Они против убийства человека на войне, так как насильственная смерть губит не только физическую оболочку человека, но и целый мир мыслей, идей, переживаний, хотя в глобальных масштабах ничего не решает. О гуманистической направленности произведений прозаиков о первой мировой войне говорит их умение «за… непомерной драмой всего человечества увидеть драму одного, отдельного, конкретного человека, показать, что из таких индивидуальных драм и складывается общая трагедия» (перевод мой – З. Т.) [15, с. 70].
Тема любви в прозе Э. Хемингуэя, посвященной первой мировой войне, занимает одно из ключевых мест (достаточно вспомнить романы «Фиеста» и «Прощай, оружие!», некоторые рассказы из сборника «В наше время» [16]). Писатель использует описание любовных переживаний для решения важной задачи – продемонстрировать сущность любви, ее силу и глубину и тем самым на некоторое время отвести внимание читателей от кровавой реальности.
В произведениях М. Горецкого на тематику первой мировой войны изображение любовных переживаний практически отсутствует. Белорусского прозаика интересовал несколько иной круг проблем, прежде всего национальный вопрос и разработка приемов реалистического изображения военной действительности. Однако это не означает, что изображение любви чуждо писателю (достаточно вспомнить рассказы «Рунь» [17], «Красаваў язмін» [18]). Вероятно, для М. Горецкого война стала настолько трагическим и жестоким временем, что заслонила собой любые другие переживания.
Э. Хемингуэй и М. Горецкий одними из первых заложили в своих национальных литературах устойчивые традиции реалистичного и правдивого изображения войны. В их произведениях поражает глубина проникновения во внутренний мир людей, вовлеченных в боевые действия. Читатель осознает сложность натуры человека, присущие ему противоречия, единство благородства и низких инстинктов, героизма и парализующего чувства страха. Исходя из гуманистических воззрений, прозаики последовательно раскрывают мысль о необходимости сохранять человеческое достоинство даже в военное время. Данные произведения направлены против упрощенного, однобокого, поверхностного показа трагедии первой мировой войны.
Выводы.
Изучение изображения первой мировой войны Э. Хемингуэем и М. Горецким показало наличие следующих общих положений:
- человек на войне в произведениях американского и белорусского художников слова находится в экстремальной ситуации, ставящей перед ним проблему выбора модели поведения и жизненных ценностей (хотя герой в большинстве случаев и поступает в соответствии с приказом начальства, регламентирующим его поступки);
- персонаж решает, как поступить в той или иной ситуации, на какие морально-этические установки следует положиться в соответствии со своим жизненным опытом и идеалами, причем последний находится в постоянном процессе изменения под влиянием страшной реальности войны, к которой, пойдя в армию, он был не готов;
- модель поведения корректируется фактором случайности на войне (пограничная ситуация, в которой человек оказывается на войне, обнажает его тайные мысли и желания; перед лицом смерти персонаж сбрасывает маску, так проявляется его истинная сущность; в ткани литературно-художественного произведения она находит отражение в самохарактеристиках действующих лиц, их несобственно прямой речи и описаниях авторов);
- пейзажные зарисовки создают ощущение экзистенциальной заброшенности героев во враждебный им мир, несущий угрозу их жизни; преодоление пространства (дорога, лес, река) персонажем становится неотъемлемым условием его выживания, а также в некоторых случаях и духовного взросления;
- писателей интересует природа подвига на войне; героизм в их понимании сопряжен с элементом трагического и зависит от морально-этических установок действующего лица;
- важным элементом военной действительности авторы считают фронтовое братство, объединяю-щее людей независимо от общественного положения и жизненного опыта;
- прозаики изображают героев как личностей, обладающих огромной жизненной энергией, о присутствии которой они могут и не подозревать. Герои Э. Хемингуэя и М. Горецкого ненавидят все ложное и фальшивое. Многие из них делают трагический выбор, осознают катастрофичность ситуации, но остаются стоять на своем. Их цель – совершить достойный человека поступок и одержать победу сначала над собой, и лишь затем над врагом. В подобных героях главным является их чувство собственного достоинства и суровый отчет перед самим собой за совершенное;
- четкий, лишенный избыточных изобразительно-выразительных средств язык прозаиков передает военную реальность; писатели не злоупотребляют описанием батальных сцен, ограничиваясь несколькими колоритными зарисовками боевых действий, они сосредоточивают внимание на фронтовом быте, взаимоотношении людей в необычной ситуации, внутренних переживаниях персонажей;
- в качестве общего момента, объединяющего творчество Э. Хемингуэя и М. Горецкого, необходимо отметить то, что оба писателя черпали многие свои представления о том, как должно писать о войне, из произведений Л. Толстого («Севастопольские рассказы», «Война и мир»).
Несмотря на сходства в произведениях художников слова, посвященных первой мировой войне, имеет место немало различий:
- особенности изображения первой мировой войны обусловлены жизненным опытом писателей и мотивами их ухода на войну. Оба они были участниками боевых действий: Э. Хемингуэй в качестве шофера американского отряда Красного Креста на итало-австрийском фронте (воинское подразделение состояло в основном из добровольцев), а М. Горецкий в роли связиста при артиллерийской батарее в Восточной Пруссии. Но мотивы их ухода на фронт были разными. Э. Хемингуэя привлекала мысль прославиться на полях сражений в Европе, испытать свои моральные и физические силы; прельщала его и возможность сражаться за «свободу, равенство и братство». М. Горецкий оказался в армии из желания как можно скорее покончить с воинской обязанностью, чтобы заняться любимым делом: писательством. Однако через несколько месяцев началась первая мировая война, в которой он был вынужден принять участие. Это не могло не сказаться при создании писателями книг о том времени;
- герои произведений Э. Хемингуэя о первой мировой войне изживают свое романтическое отношение к происходящему. Война перестает быть для них только занятием, достойным настоящего мужчины, и банальной возможностью получить награду или завоевать уважение. Персонажи американского писателя с течением времени проникают в глубинное содержание того, что предстает перед их глазами. Герои М. Горецкого никогда не романтизировали происходящее. Они понимали войну как бессмысленное кровопролитие, несущее горе и разрушение противоборствующим сторонам;
- персонажей произведений М. Горецкого в значительной мере волнует будущее белорусского народа. Проблема национальной идентификации не была заслонена даже событиями первой мировой войны. Происходящее на фронте и в тылу в сознании персонажей-белорусов преломляется через призму потребностей их страны и соотечественников.
Литература
1. Луков, В. Литература «потерянного поколения» / В. Луков // История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. – М.: Издат. центр «Академия», 2003. – С. 423 – 424.
2. Гарэцкі, М. Ціхая плынь / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мастацкая літ., 2003. ? С. 255 – 312.
3. Гарэцкі, М. На імперыялістычнай вайне / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мастацкая літ., 2003. – С. 313 – 433.
4. Барбюс, А. Огонь / А. Барбюс. – М.: Наука. – С. 7 – 216.
5. Хемингуэй, Э. Прощай, оружие! / Э. Хемингуэй // Собр. соч. – М.: Худож. лит., 1968. – Т. 2. – С. 7 – 248.
6. Hemingway, E. A Farewell to Arms / Е. Hemingway. – Moscow: Progress Publishers, 1976. – 320 p.
7. Гарэцкі, М. У чым яго крыўда? / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мас-тацкая літ., 2003. – С. 139 – 183.
8. Гарецкі, М. Меланхолія / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мастацкая літ., 2003. – С. 184 – 254.
9. Петрова, Т. Нравственное величие человека: тема борьбы против фашизма в советском романе и прозе стран Восточной Европы / Т. Петрова // Современный роман: Опыт исследования. – М.: Наука, 1990. – С. 99 – 110.
10. Хемингуэй, Э. Фиеста / Э. Хемингуэй // Собр. соч. – М.: Худож. лит., 1968. – Т. 1. – С. 495 – 704.
11. Анастасьев, Н. Творчество Эрнеста Хемингуэя / Н. Анастасьев. – М.: Просвещение, 1981. – 112 с.
12. Топер, П. Ради жизни на земле. Литература и война. Традиции. Решения. Герои: моногр. / П. Топер. ? М.: Сов. писатель, 1985. – 656 с.
13. Окутюрье, М. Страх как критерий подлинности в военных рассказах Льва Толстого / М. Окутюрье // Семиотика страха: сб. ст. – М.: Русский ин-т: изд-во «Европа», 2005. – С. 144 – 149.
14. Ломидзе, Г. Нравственные истоки подвига: Советская литература и Великая Отечественная война / Г. Ломидзе. – М.: Сов. писатель, 1985. – С. 90 – 91.
15. Лявонава, Е. «І няма нічога вышэйшага…»: Творчасць Максіма Гарэцкага ў кантэксце заходне-еўрапейскай літаратуры пра першую сусветную вайну / Е. Лявонава // Агульнае і адметнае. – Мінск: Мастацкая літ., 2003. – С. 65 – 72.
16. Хемингуэй, Э. В наше время / Э. Хемингуэй // Собр. соч. – М.: Худож. лит., 1968. – Т. 1. – С. 21 – 146.
17. Гарэцкі, М. Рунь / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мастацкая літ., 2003. – С. 85 – 94.
18. Гарэцкі, М. Красаваў язмін / М. Гарэцкі // Прысады жыцця: Апавяданні і аповесці. – Мінск: Мастац-кая літ., 2003. – С. 80 – 85.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016 "Хемингуэй Эрнест Миллер"