Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Райский сад. Глава двадцать девятая

Только в полдень он наконец отказался от попыток работать. Первое предложение он написал сразу же, как только вошел в комнату, но дальше ничего не получалось. Дэвид зачеркнул первую фразу и попробовал начать сначала, и снова – полная пустота. Следующая фраза не шла, хотя он отчетливо слышал ее. Дэвид попытался еще раз начать с простого предложения, и снова – ничего. Ничто не изменилось и через два часа. Дальше первой фразы он так и не двинулся, а все последующие получались чрезвычайно пустыми и бесцветными. Дэвид не сдавался целых четыре часа, пока не понял, что его настойчивость бессильна перед случившимся. Он признал это, но не смирился, закрыл и спрятал тетрадь с зачеркнутыми рядами строчек и отправился на поиски Мариты.

Она читала на террасе, греясь на солнышке, и, едва взглянув на Дэвида, все поняла и спросила:

– Ничего?

– Хуже, чем ничего.

– Совсем-совсем?

– Ни строчки.

– Давай выпьем, – сказала Марита.

– Давай, – согласился Дэвид.

Они вошли в бар, и вслед за ними в открытую дверь проник теплый день. Это был прекрасный день, такой же, как вчера, или даже лучше, потому что лето уже уходило, и каждый погожий день воспринимался как подарок. «Нельзя терять времени, – подумал Дэвид. – Попробуем провести его хорошо, в свое удовольствие». Он смешал мартини, наполнил стаканы, и напиток получился на вкус ледяным и несладким.

– Ты правильно сделал, что начал писать сегодня утром, – сказала Марита. – Но давай пока забудем об этом.

– Хорошо.

Он взял бутылку джина «Гордонз», слил воду из-под оттаявшего льда и стал отмерять напитки, наливая их в пустой стакан.

– Чудесный день, – сказал он. – Что будем делать?

– Пойдем купаться, – сказала Марита. – Жаль терять такой день.

– Хорошо, – сказал Дэвид. – Предупредить мадам, что мы опоздаем к обеду?

– Она уже приготовила для нас холодные закуски, – сказала Марита. – Я подумала, ты захочешь поплавать в любом случае, как бы тебе ни работалось.

– Очень предусмотрительно, – сказал Дэвид. – А как мадам?

– С синяком под глазом, – ответила Марита.

– Не может быть.

Марита рассмеялась.

Они обогнули мыс по лесной дороге, оставили машину в одном из тенистых островков хвойного леса и перенесли корзину с едой и пляжные принадлежности в спрятавшуюся в прибрежных скалах бухту. Дул слабый восточный ветер, и, когда они вышли из зарослей пиний к морю, оно было темно-синего цвета. Прибрежные скалы были красными, песок в бухте лежал желтыми складками, а вода над песчаным дном, когда они подошли к морю, оказалась янтарно-прозрачной. Они спрятали корзину и рюкзак в тени самого большого из камней, разделись, и Дэвид, собираясь нырять, забрался на камень. Он стоял на камне под солнцем, голый и загорелый, и смотрел на море.

– Хочешь нырнуть? – крикнул он Марите.

Она покачала головой.

– Я подожду тебя.

– Нет, – крикнула она и вошла в воду по бедра.

– Ну и как? – спросил Дэвид сверху.

– Прохладнее, чем обычно. Почти холодная.

– Хорошо, – сказал он, и, пока она, глядя вверх на Дэвида, медленно входила в воду, сначала по живот, потом по грудь, он выпрямился, привстал на мысках, на какое-то время застыл в воздухе, а потом метнулся вперед и вниз, легко разрезав воду, точно дельфин. Она поплыла к бурлящему кругу, но Дэвид уже вынырнул рядом, подхватил ее, обнял и прижался солеными губами к ее губам.

– Elle est bonne, la mer, – сказал он. – Toi aussi.1

Они поплыли за пределы бухты в открытое море, туда, где подножие горы скрывалось под водой, и там, лежа на спине, раскачивались на волнах. Вода остыла, но верхний слой немного прогрелся, и Марита лежала, выгнув спину, так что вся голова, кроме носа, была под водой, а поднятые ветерком еле заметные волны нежно омывали ее загорелую грудь. Из-за яркого солнца глаза ее были закрыты. Дэвид плыл рядом и, поддержав ее голову рукой, поцеловал сначала левую, а потом правую грудь.

– У них вкус моря, – сказал он.

– Ты мог бы заснуть прямо здесь?

– А ты?

– Я не смогу лежать только на спине.

– Поплывем подальше и назад.

– Давай.

Они заплыли далеко, так далеко, что показался берег за соседним мысом, а потом и багряные вершины поднимавшихся над лесом гор. Они полежали на спине, глядя на берег, и не спеша поплыли назад, останавливаясь перевести дух, сначала, когда скрылись из виду вершины гор, потом, когда спрятался соседний мыс, а затем уверенно, в один прием миновали вход в бухту и выбрались на берег.

– Устала? – спросил Дэвид.

– Очень, – сказала Марита. Она никогда не заплывала так далеко.

– Сердце выскакивает?

– О нет, все хорошо.

Дэвид подошел к большому камню и взял одну из бутылок тавельского и два полотенца.

– Ты похожа на котика, – сказал он, опускаясь на песок рядом с Маритой.

Он протянул ей вино, она отпила из бутылки и вернула ее Дэвиду. Он тоже сделал большой глоток, а потом Марита, растянувшись на солнышке, на бархатистом сухом песке возле корзины с закуской, сказала:

– Кэтрин, наверное, не устала бы.

– Как бы не так. Просто она не плавала так далеко.

– Правда?

– Мы очень много проплыли, малышка. Я ни разу не видел с моря гор.

– Ну хорошо, – сказала она. – Сегодня мы ей все равно ничем не поможем, так что не будем думать об этом, Дэвид?

– Да.

– Ты еще любишь меня?

– Да. Очень.

– Может быть, я совершила большую ошибку, и ты стараешься меня не обидеть?

– Никакой ошибки, и я вовсе не стараюсь.

Марита взяла в горсть несколько ярких редисок и съела их, не торопясь, запивая вином. Редиска была молодая, хрустящая и терпкая.

– Не расстраивайся из-за работы, – сказала она. – Все будет хорошо. Я уверена.

– Конечно, – сказал Дэвид.

Он вынул вилкой сердцевину артишока, обмакнув свернутый комочек в приготовленный мадам горчичный соус.

– Можно мне еще тавельского? – спросила Марита. Она сделала большой глоток и вдавила бутылку донышком в песок рядом с Дэвидом, прислонив ее к корзине. – Хороший обед приготовила нам мадам, правда, Дэвид?

– Превосходный. Неужели Ороль ее поколотил?

– Не сильно.

– Она часто ссорится с ним.

– Он старше и был прав, поколотив ее, когда она разбушевалась. Она сама мне призналась под конец. И просила передать тебе…

– Что еще?

– Признание в любви.

– Она и тебя любит, – сказал Дэвид.

– Нет же. Глупый. Просто, она на моей стороне.

– Давай договоримся: больше ничьих сторон нет.

– Нет, – согласилась Марита. – Я и не хотела. Просто так получилось.

– Что получилось, то получилось.

Дэвид передал ей банку с нарезанными артишоками и соус и достал вторую бутылку тавельского. Бутылка все еще была холодной. Он выпил вина.

– Нас просто издергали, – сказал он. – Сумасшедшая женщина вконец издергала Бернов.

– Бернов?

– Конечно, Берны – это мы. Потребуется немного времени, чтобы оформить бумаги. Но это формальность. Хочешь, я дам письменное заверение. Думаю, с ним я справлюсь.

– Я тебе и так верю.

– Я напишу это на песке, – сказал Дэвид.

Вернувшись, они заснули крепким сном и проспали чуть ли не до вечера, а когда Марита открыла глаза и посмотрела на спящего рядом Дэвида, солнце уже садилось. Дэвид спал, крепко сжав губы, вытянув руки вдоль тела, и ровно дышал во сне, а женщина смотрела на его лицо, грудь, думая о том, что до сих пор видела его спящим только два раза. Она подошла к двери в ванную, взглянула на себя в высокое зеркало и улыбнулась. Одевшись, она пошла на кухню поболтать с мадам.

Позже, пока Дэвид все еще спал, она присела рядом с ним на кровать. В сумерках на фоне загорелого лица волосы его казались совсем светлыми. Она ждала, когда он проснется.

Они сидели в баре за виски с содовой. Марита старалась пить поменьше.

– Ты бы мог ездить в город каждый день, – сказала она, – брать газеты, заходить в бар и читать их в одиночестве. Жаль, здесь нет клуба или кафе, чтобы ты обзавелся приятелями.

– Чего нет, того нет.

– И все же тебе иногда надо бывать одному, без меня, когда ты не работаешь. А то кругом – одни женщины. Я хочу, чтобы у тебя появились друзья. В этом Кэтрин была очень не права.

– Она не нарочно. Я сам виноват.

– Может быть, и так. А у нас будут друзья? Настоящие друзья?

– У нас уже есть по одному.

– А другие будут?

– Возможно.

– И ты забудешь меня, потому что с ними будет интереснее.

– Интереснее не бывает.

– Но появятся молодые, современные, знающие много нового люди, и я тебе наскучу.

– Не появятся, и ты не наскучишь.

– Я их убью. Я – не Кэтрин, я тебя никому не уступлю.

– Вот и хорошо.

– Хочу, чтобы у тебя были друзья и фронтовые товарищи, с которыми можно было бы охотиться и играть в карты в клубе. Ну а женщины-подруги тебе ни к чему, правда? Молодые, современные, влюбчивые, по-настоящему понимающие тебя и тому подобное.

– Ты же знаешь, я не повеса.

– Женщины постоянно меняются, – сказала Марита. – Каждый день новые. Никто не застрахован, а уж тем более ты.

– Я люблю тебя, – сказал Дэвид, – и ты – моя жена. Главное – не принимай близко к сердцу. Просто будь рядом.

– Я с тобой.

– Знаю, и я рад видеть тебя, чувствовать, что ты рядом и что мы будем спать вместе и будем счастливы.

В темноте Марита лежала, прижавшись к нему, и он ощутил прикосновение ее губ, груди, рук.

– Я – твоя женщина, – шептала она в темноте. Твоя. Что бы ни случилось, я всегда буду твоей. Ласковой и любящей.

– Да, моя любовь. Спи. Спи сладко.

– Раньше ты, – сказала Марита, – я приду через минутку.

Когда она вернулась, Дэвид уже спал, и она забралась под простыню и легла рядом. Он спал на правом боку, и дыхание его было тихим и ровным.


Примечания

1 Море прекрасно. И ты тоже (франц.)



 






Реклама

 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"