Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Эрнест Хемингуэй. Цитаты, афоризмы, высказывания

Религия – это любовь в действии. (Кредо человека)

Путешествуй только с теми, кого любишь. (Праздник, который всегда с тобой)

Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить. (Старик и море)

Кто тебе дал право связываться с такой девушкой?
Никто. Меня познакомил с ней Андреа.
Но как она могла полюбить такого несчастного сукина сына?
Не знаю, – ответил он искренне. – Искренне говорю, что не знаю».
Он и не подозревал, что девушка его любит за то, что он никогда не чувствует себя несчастным, есть у него сердечный приступ или нет. Горе он испытал, и страдание тоже. Но несчастным он себя не чувствовал ни разу в жизни. Особенно по утрам.
Таких людей на свете почти не бывает, и девушка, хоть и очень молодая, сразу это поняла. (За рекой, в тени деревьев)

Меня всегда приводят в смущение слова «священный», «славный», «жертва» и выражение «совершилось». Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю. Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и, в конце концов, только названия мест сохранили достоинство. Некоторые номера тоже сохранили его, и некоторые даты, и только их и названия мест можно было еще произносить с каким-то значением. Абстрактные слова, такие, как «слава», «подвиг», «доблесть» или «святыня», были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами. (Прощай, оружие!)

— Вы знаете, что дураки бывают двух типов?
— Вредные и безвредные?
— Нет. Я говорю о тех двух типах дураков, которые встречаются в России. — Карков усмехнулся и начал: — Первый — это зимний дурак. Зимний дурак подходит к дверям вашего дома и громко стучится. Вы выходите на стук и видите его впервые в жизни. Зрелище он собой являет внушительное. Это огромный детина в высоких сапогах, меховой шубе и меховой шапке, и весь он засыпан снегом. Он сначала топает ногами, и снег валится с его сапог. Потом он снимает шубу и встряхивает ее, и с шубы тоже валится снег. Потом он снимает шапку и хлопает ею о косяк двери. И с шапки тоже валится снег. Потом он еще топает ногами и входит в комнату. Тут только вам удается как следует разглядеть его, и вы видите, что он дурак. Это зимний дурак. А летний дурак ходит по улице, размахивает руками, вертит головой, и всякий за двести шагов сразу видит, что он дурак. Это летний дурак. Митчелл — дурак зимний. (По ком звонит колокол)

… У меня все еще были «Севастопольские рассказы» Толстого, и в этом же томике я читал повесть «Казаки» — очень хорошую повесть. Там был летний зной, комары, лес — такой разный в разные времена года — и река, через которую переправлялись в набеге татары, и я снова жил в тогдашней России. Я думал о том, как реальна для меня Россия времен нашей Гражданской войны, реальна, как любое другое место, как Мичиган или прерии к северу от нашего города и леса вокруг птичьего питомника Эванса, и я думал, что благодаря Тургеневу я сам жил в России, так же как жил у Будденброков и в «Красном и черном» лазил к ней в окно. (Зеленые холмы Африки)

…что конкретно губит писателей?
— Политика, женщины, спиртное, деньги, честолюбие. И отсутствие политики, женщин, спиртного, денег и честолюбия. (Зеленые холмы Африки)

Мысленно он всегда звал море la mar, как зовут его по-испански люди, которые его любят. Порою те, кто его любит, говорят о нем дурно, но всегда как о женщине, в женском роде. Рыбаки помоложе, из тех, кто пользуется буями вместо поплавков для своих снастей и ходят на моторных лодках, купленных в те дни, когда акулья печенка была в большой цене, называют море el mar, то есть в мужском роде. Они говорят о нем как о пространстве, как о сопернике, а порою даже как о враге. Старик же постоянно думал о море как о женщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки, — что поделаешь, такова уж ее природа. «Луна волнует море, как женщину», — думал старик. (Старик и море)

С женщинами так хорошо дружить. Ужасно хорошо. Прежде всего, нужно быть влюбленным в женщину, чтобы иметь постоянную основу для дружбы. (Фиеста или И восходит солнце)

Достоевский стал Достоевским потому, что его сослали в Сибирь. Несправедливость выковывает писателя, как выковывают меч. (Зеленые холмы Африки)

Писать нужно, только если это приносит радость. Я счастлив, когда пишу, но я не всегда доволен тем, что бывает написано. (Кредо человека)

Есть только сейчас, и если сейчас - всего два дня, то это два дня в твоей жизни будут полностью рассчитаны. Вот как вы живете в течении двух дней. И если вы перестанете жаловаться и спрашивать себя "за что все это?" - у вас будет хорошая жизнь. («По ком звонит колокол»)

Понять другого – чуть ли не самое большое счастье, а быть понятым другим – быть может, наиприятнейший и приносящий наибольшее удовлетворение дар любви. (Кредо человека)

Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых — без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки. («Прощай, оружие!»)

Хотя и слабо, но сердце человечества начинает биться как одно целое. (Кредо человека)

- Вы мудры.
- Нет, это великое заблуждение — о мудрости стариков. Старики не мудры. Они только осторожны.
- Быть может, это и есть мудрость. («Прощай, оружие!»)

Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется «Гекльберри Финн»… До «Гекльберри Финна» ничего не было. И ничего равноценного с тех пор тоже не появлялось. (Зеленые холмы Африки)

Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя была очень хорошая жизнь. У тебя была жизнь лучше, чем у всех, потому что в ней были вот эти последние дни. Не тебе жаловаться. (По ком звонит колокол)

Америка была хорошая страна, а мы превратили ее черт знает во что, и я-то уж поеду в другое место, потому что мы всегда имели право уезжать туда, куда нам хотелось, и всегда так делали. А вернуться назад никогда не поздно. Пусть в Америку переезжают те, кому неведомо, что они задержались с переездом. Наши предки увидели эту страну в лучшую ее пору, и они сражались за нее, когда она стоила того, чтобы за нее сражаться. А я поеду теперь в другое место. (Зеленые холмы Африки)

Под храбростью я понимаю благородство в трудной ситуации (из интервью с Дороти Паркер)

Если этот абзац кажется тебе скучноватым, вернись к первому, где я пообещал отдать тебе сто долларов. В нем золотые слова, Фиц. (из письма Хемингуэя Фицджеральду)

Вы не узнаете по-настоящему, что такое рождество до тех пор, пока вы не потеряете его в какой-нибудь чужой стране. (Рождество в Париже)

Прошлое мертво, как разбитая граммофонная пластинка. Погоня за прошлым — неблагодарное занятие, и если вы хотите убедиться в этом, поезжайте на места ваших былых боев. (Ветеран приезжает на места былых боев)

Писать правду о войне очень опасно, и очень опасно доискиваться правды. <э…> А когда человек едет на фронт искать правду, он может вместо нее найти смерть. Но если едут двенадцать, а возвращаются только двое — правда, которую они привезут с собой, будет действительно правдой, а не искаженными слухами, которые мы выдаем за историю. Стоит ли рисковать, чтобы найти эту правду, — об этом пусть судят сами писатели. <э…> Но всякому писателю, захотевшему изучить войну, есть, и долго еще будет, куда поехать. Впереди у нас, по-видимому, много лет необъявленных войн. (Речь на 2-ом конгрессе писателей, 1937 г.)

Я не делал ничего иного, кроме того, как слушал, что кубинское море мне диктовало. Поэтому я чувствую себя кубинцем. Здесь, на Кубе, я легко работаю (интервью газете Эль Мундо, 1954 г.)

Умейте быть по-настоящему счастливыми и никогда ничего не бойтесь. В жизни надо дерзать! (Интервью Хемингуэя "Комсомольской правде", 1960 г.)



 






Реклама

 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"