Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Эрнест Хемингуэй и Рамон Николау

Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе

А сейчас предоставим слово одному из важнейших свидетелей. Он поможет увидеть Хемингуэя таким, каким он был в те времена своей жизни на Кубе, и прольет свет на его отношения с кубинскими коммунистами и испанцами-республиканцами. Итак, Рамон Николау, гаванец, родился в 1905 году, трудовую жизнь начал рабочим обувной фабрики. Активно сотрудничал в профсоюзах, в 1926 году вступил в Коммунистическую партию Кубы, а в 1930 году был избран в Центральный Комитет КПК. В феврале и марте 1931 года отбывал первый тюремный срок за участие в заговоре против диктатора Херардо Мачадо. В марте того же года Николау одним из первых среди кубинцев был направлен в Советский Союз на марксистско-ленинские курсы при Коминтерне. Он был единственным латиноамериканцем, отобранным для шестимесячной учебы в Академии им. М. В. Фрунзе. С января по март 1933 года нелегально находился в Германии, едва не попал в лапы нацистов, был очевидцем пожара в рейхстаге. В том же году Николау вернулся на Кубу и возглавил в Реален то одно из самых крупных за всю историю страны крестьянских восстаний. В 1936 году, когда вместе с товарищами занимался организацией повстанческого движения против Батисты, Коммунистической партии Кубы стал известен призыв Коминтерна направить добровольцев на защиту Испанской республики. Эту задачу КПК возложила на Николау. Он отвечал за подбор добровольцев-кубинцев и их обеспечение всем необходимым.

Свою работу Николау провел блестяще, причем особо следует отметить, что задание выполнялось в условиях подполья. Удивительно, но уже летом 1936 года почти 1000 кубинских добровольцев, многие из которых имели навыки в обращении с оружием, уличных боев и партизанских действий, были готовы пересечь Атлантику и приступить к делу. В течение всей войны группа кубинцев, возглавляемая Николау, обеспечивала отправку в адрес республиканского правительства партий сахара, табака, кофе и одежды, а также денежных переводов. Эти люди взяли на себя заботы по устройству в испанском городке Ситхес школы для 300 пострадавших от войны детей. С этой целью они направили туда учительницу-кубинку, а также приобретенные заранее небольшой грузовой автомобиль, машину "скорой помощи", школьную форму, школьные принадлежности, продукты питания. На Кубе друзья Николау устраивали широкие пропагандистские кампании, а в организованных ими политических митингах приняли участие до 80 тысяч человек. В гаванском порту группа Николау сумела освободить из-под ареста задержанное батистовскими властями мексиканское судно, направлявшееся в Испанию с грузом продовольствия для республиканцев. Товарищи Николау открыли табачную фабрику, вся продукция которой предназначалась для Испании. Когда война в этой стране подходила к концу, сеть людей под руководством Николау вновь активизировалась. На этот раз усилия были направлены на то, чтобы вызволить из французских концлагерей оставшихся в живых кубинцев-интернационалистов, многие из которых получили увечья или тяжелые ранения.

Таков был человек, назначенный в 1940 году казначеем Коммунистической партии Кубы. Конспиратор с большим стажем, он совершенно не был похож на заговорщика: невысокий, скорее полный, почти всегда одетый в белую гуаяберу, без оружия, он усаживался в глубокое удобное кресло перед Хемингуэем и Мартой Геллхорн и пускался в глубокомысленные рассуждения о необходимости войны между Финляндией и СССР.

Николау познакомился с Хемингуэем во время гражданской войны в Испании, в отеле "Мажестик" в Барселоне. Хемингуэю его представил Николас Гильен. В тот вечер писатель находился в обществе негритянского певца Поля Робсона. Однако в Испании Хемингуэй и Николау друзьями еще не стали. Каждый из них шел своей дорогой, хотя сражались они за общее дело. Уже после войны Николас Гильен вновь сопровождал Рамона Николау, только в этот раз они направлялись на Финку Вихию. Прирожденный организатор, Николау еще раньше создал группу деятелей культуры, материально поддерживавших революционное движение, и теперь шел за помощью к Хемингуэю. Писатель с радостью откликнулся на просьбу, и Николау множество раз навещал его в связи с этим вопросом. Вот что он рассказывает: "Как происходили эти встречи? Очень просто. Я звонил ему по телефону и говорил: "Хемингуэй, мне нужно с Вами повидаться". Он сразу улавливал, в чем дело, и назначал мне встречу, почти всегда в тот же день. "Сколько Вам нужно?" — спрашивал он меня. "Ну что Вы, сколько сможете", — отвечал я ему. Я никогда не просил много. А ведь мог бы назвать сумму в 500 или 600 песо. Обычно он был щедр и давал больше, чем я просил. Всего он передал нам что-то около 20 тысяч песо. Ему было интересно знать, что мы что-то (курсив авт. — Прим. перев.) затеваем против правительства. Как-то нам нужно было купить в Канаде бумагу для газеты "Нотисиас де Ой". У нас было издательство "Пахинас", которое руководствовалось не финансовыми, а политическими соображениями. Хемингуэй вручил нам на нужды издательства сразу 3 или 4 тысячи песо. Его постоянно заботило, что он может выдать мне чек без обеспечения. Он подсмеивался надо мной и говорил, что я дорого ему обхожусь: "Николау, я плачу вам за ваши лекции больше, чем получаю за свою книгу".

Однако именно Хемингуэй был инициатором этих, как он выразился, "лекций". Николау продолжает рассказывать: "Если Хемингуэй звонил сам, это означало, что он хочет поговорить о политике. "Николау, — обращался он ко мне, — хочу, чтобы Вы приехали выпить со мной, по рюмке". Когда я приходил к нему за деньгами, разговор получался другим. Я разграничивал беседы на политические темы и просьбы о помощи. Хемингуэй жаловался, что не понимает некоторые политические проблемы, и звал меня. Конечно, многого не понимала и Марта, его жена, и он посылал за мной, чтобы я ей объяснил. В сущности, он был согласен со мной, но у него не хватало аргументов, чтобы убедить жену. Такая вот проблема существовала у него с женой. У него иссякали последние аргументы, и ему не удавалось ее убедить. "Как бы мне хотелось, — говорил он мне, — чтобы не было войны".

Хемингуэй признавал правоту моей партии и правоту СССР. От наших бесед у меня осталось очень хорошее впечатление. Он не склонялся на сторону анархистов. Мои встречи с ним происходили в основном в 1940-м и 1941 годах. Когда Коммунистическая партия вышла из-подполья, я поехал к нему и сказал, что "больше я его беспокоить не буду". И что если он позволит мне небольшой совет, то мне кажется, что он мог бы обратить свою щедрость на испанцев-республиканцев, нуждающихся в поддержке. Он мне ответил: "Ну что же, Николау, очень хорошо, большое спасибо".

Николау утверждает, что называл Хемингуэя "товарищ", а Хемингуэй говорил ему "camarada" {Товарищ (исп.)}, по-испански. "Его нельзя было назвать коммунистом, — замечает Николау, — но он был гуманистом и сотрудничал с нами".

Николау также считает, что из всех иностранцев, поддерживавших коммунистов, Хемингуэй оказал самую значительную денежную помощь Коммунистической партии. Больше того: "Он дал нам денег больше, чем любой другой из сочувствующих нашей партии".

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес


 






Реклама

 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"