Эрнест Хемингуэй и Самуэль Фейхоо
Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе
Самуэль Фейхоо рассказывает, что он часто ездил из Касабланки в Кохимар на небольшом поезде, купив себе билет за полпесо. В Кохимаре за песо он нанимал лодку и мог кататься на ней хоть целый день. Однажды, плывя в одиночестве по реке Кохимар, он приблизился к малознакомым местам, где были "великолепные небольшие утесы, островки и звонкое эхо", с ним были краски и холст, и, причалив к островку, он, наслаждаясь одиночеством, углубился в рисование.
Кубинскому писателю Самуэлю Фейхоо, человеку беспокойному и непоседливому, нравятся речные берега и тихие заводи; он любит тишину и одиночество, подолгу созерцает, как в воде между камнями снуют прозрачные рыбки, как медленно опускается солнце за рекой. И нет ничего удивительного в том, что однажды Хемингуэй встретился с Самуэлем Фейхоо здесь, в "ничейных" местах. Встреча произошла, кажется, в 1940 году.
Фейхоо рассказывает, что в тот день он увидел, как к нему приближается лодка, в которой сидел крупный, мускулистый, высокий человек с красным лицом. На носу лодки виднелось несколько бутылок. Лодка прошла совсем рядом с ним, человек подгреб еще немного и вдруг обернулся и громко спросил по-английски: "Можно к вам подойти?" Фейхоо был недоволен. Он не любил, когда ему мешали, но из вежливости ответил: "Пожалуйста, не возражаю".
Американец сел с ним рядом и, бросив взгляд на рисунок, сказал, что это прекрасная акварель.
— А что, вы разбираетесь в живописи?
— Да, и довольно хорошо. Я был в Париже и весьма поднаторел в таких делах. Ваша акварель прелестна. И место здесь для рисования отличное!
В конце концов они разговорились о разных вещах, хотя главной темой было их одиночество. Оба отыскали этот островок, потому что стремились к одному и тому же.
— Я остановился, потому что увидел вашу акварель. Настоящий брильянт! — И громко повторил: — A diamond!
Фейхоо рассказывает: "Мои акварели были очень хороши. Они и сейчас хороши. Я их спрятал и никому не показываю. Марк Шагал хотел со мной поменяться картинами в Нью-Йорке, но я категорически отказался. Дурак был. Сейчас я мог бы продать его картину за 40000 долларов, и у меня были бы деньги, чтобы купить материалы для рисования".
Он продолжает рассказывать о Хемингуэе: "Мы начали говорить об одиночестве. Я ему объяснил, почему приезжаю рисовать именно сюда. Он ответил, что делает то же самое — ищет одиночества, потому что ему надоело все окружающее. Он злился на людей, говорил, что они его не понимают, что у него нет настоящих друзей. Жаловался, что люди ищут его общества только из-за того, что он знаменит, что он известный писатель, и друзья греются в лучах его славы".
Фейхоо не стал спрашивать, кто он такой. Он читал на английском языке только его роман "Прощай, оружие!".
Хемингуэй был расстроен. Фейхоо спросил, разве у него плохая компания? Ведь на носу лодки его ждут бутылки с виски. "Ну нет. Какая же это компания? Я даже напиться не могу. Просто небольшая отдушина, надо же мне немного отвлечься!" Тут Хемингуэй совсем раскис, а Фейхоо утешал его, как ребенка, и приговаривал: "Черт возьми, дружище, ну чего ты разнюнился? Плюнь на все, успокойся!"
— В конечном счете все дело в том, что мы неудачники до самой смерти, — сказал Фейхоо.
"О господи! как он вцепился в эту фразу! — вспоминает Фейхоо. — "Неудачники до самой смерти" — повторил Хемингуэй своим трубным голосом, и по его щекам покатились слезы. Эдакий здоровенный, крепкий мужик, а ревел, как теленок. Я продолжал утешать его и уговаривал перестать лить слезы. Был я тогда совсем еще мальчиком, а он — лет на пятнадцать меня старше. Потом он вдруг запел. У него был чудесный голос, и утесы разносили звонкое эхо песни:
Don't seat under the apple tree
With anyone else but me.
{He сиди под яблоней
ни с кем, кроме меня (англ.)}.
В конце концов, часа через три или четыре, он повез меня обратно в Кохимар. Привязав свою лодку к моей, он тащил ее за собой и при этом хотел грести сам. Я заупрямился, сказал, что-тоже хочу грести. Он ответил, что ему надо размяться, а я возразил, что мне тоже нужна гимнастика. Так мы вошли в Кохимар, гребя один у одного борта, другой у другого. Когда мы причалили к молу, все стали его наперебой приветствовать: проститутки, рыбаки, контрабандисты. "Хеминг, Хеминг", — кричали они. Вот тогда я и понял, что это был Хемингуэй. Видно, ему были нужны ласка и тепло, и каждый из них, на свой манер, давал их. Я сказал: "Весь этот сброд подобен грязной воде. Они здесь потому, что ждут от вас подачки". "Плевать я хотел на цвет воды. Мне надо утолить жажду", — сказал Хемингуэй".
Он пригласил Фейхоо поесть с ним в "Террасе". Хемингуэй заказал лангустов, приготовленных под соусом, и снова повторил: "Мне нужно тепло, неважно, от кого оно исходит".
Фейхоо вспоминает, что они говорили о романе "Прощай, оружие!". "Я очень любил эту вещь и сказал ему, что мне необычайно понравилось, как играет Гари Купер в фильме, сделанном по роману. Мы с ним встречались еще несколько раз. Но у меня никогда не вызывали симпатии люди, окружавшие его.
— Что ты думаешь о моей книге ("Прощай, оружие!")? — поинтересовался Хемингуэй.
— Она написана настоящим мастером, — ответил Фейхоо.
— Чтобы такое написать, нельзя быть слабаком. У многих есть талант, но не хватает смелости. Они растрачивают свой дар, потому что без смелости и мужества он и гроша не стоит.
В другой раз он говорил:
— Мне нужны понимание и участие. Поэтому я приезжаю на Кубу.
— Да, но жизнь здесь тяжелая.
— Так-то оно так, но в моей стране она еще хуже. По крайней мере здесь тебе улыбается каждый. Это правда".
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"