Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Хемингуэй и пиротехника. «Ракетные войны»

Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе

Напротив Финки Вихии на просторной площадке, которая раньше сдавалась под праздники и торжества, в наши дни разместилась воинская часть. Трудно сказать, что подумал бы Хемингуэй о подобной перемене декораций: казарма там, где шумели веселые празднества. Но зато не трудно "вычислить" с большой степенью точности радость, какую испытал бы он, увидев, как изменилось все по другую сторону его владений, там, где жил когда-то Франк Стейнхарт, которому Хемингуэй не давал покоя в течение многих лет.

Из всех соседей Франк Стейнхарт-младший был самым обеспеченным — он жил на ренту. Его отец был в свое время главой столичной трамвайной компании "Хавана Рейлвей". Имя Стейнхарта-старшего получило широкую известность в первые годы после установления на Кубе республики в связи с аферой, послужившей причиной первого из крупных скандалов, отметивших президентство Гомеса. В 1912 году Магун, бывший ранее американским губернатором острова, получил заем от немецкого банкирского дома "Шпейер и Ко", интересы которого на Кубе представляли брат президента Тафта и Стейнхарт. Скандал разразился, когда стало ясно, что деньги, предназначавшиеся для строительства самых необходимых объектов, расползлись по карманам Гомеса и его немецких и американских советников, включая Стейнхарта-отца.

Почти десять лет спустя, 6 января 1921 года, в Гавану прибыл полномочный представитель Вашингтона Краудер. Его старый приятель Франк Стейнхарт, сотрудничавший с ним еще при Магуне, занимал тот же пост директора "Хавана Рейлвей". Именно он написал 28 апреля госсекретарю США Чарлзу Хьюзу, настаивая на продлении срока пребывания Краудера в Гаване "в целях содействия улучшению и стабилизации условий для развития кубинской торговли". Но торговля тут была ни причем. На самом деле Краудер, опираясь на силу американской эскадры, должен был предотвратить взрыв, которым угрожала вновь накалившаяся политическая обстановка в стране.

А она накалилась настолько, что даже Хью Томас в его откровенно тенденциозной истории Кубы, описывая ситуацию, сложившуюся к концу августа 1923 года, констатирует: "...и казалось, революция... опять на подходе", а генерал Херардо Мачадо, будущий диктатор, срочно позвонил Франку Стейнхарту с просьбой, чтобы США предприняли превентивные меры.

Хемингуэй всего этого не знал, и его диверсионные вылазки против соседа не имели столь сложной политической подоплеки. "Эрнесто просто дурачился, как мальчишка", — считает Хосе Луис Эррера Сотолонго. Как бы то ни было, а Хемингуэй иол эту необъявленную войну целенаправленно и с большим удовольствием. На границе двух поместий разыгрывались настоящие сражения. Петарды и бомбы-"вонючки" летели на территорию Стейнхарта во время пышных приемов, которые тот чисто у себя устраивал. Идея принадлежала Хемингуэю. Он увлекал за собой братьев Хосе и Роберто Эррера Сотолонго и еще кого-нибудь из своих друзей, выразивших желание следовать ш ним. Самым подходящим для операции временем была полночь. Хемингуэй вел своих людей через темную рощу к забору противника. Во время перехода он требовал полной тишины, и все замечали, как он возбужден и по-настоящему счастлив. Вооружены они были полыми бамбуковыми трубками, которыми пользовались как ракетницами. После залпа сразу ретировались, и Хемингуэй всегда замыкал шествие, "чтобы прикрыть отход", впрочем, по словам Эрреры Сотолонго, больше для того, чтобы посмотреть, как от взрыва петард запрыгают перед оторопевшими гостями тарелки и бокалы или как, извинившись, удалятся дамы, гонимые зловонием, исходившим от разорвавшихся "вонючек". Дело обычно принимало крутой оборот, потому что Стейнхарт спускал собак. А однажды, когда беглый огонь из бамбуковых трубок прервал очередной раут в его доме, Стейнхарт так разозлился, что выхватил пистолет и выпустил четыре или пять пуль в сторону дома Хемингуэя. Но, говорит Эррера Сотолонго, "мы прижались к земле и было темно, так что он нас не увидел и ни в кого не попал".

Мэри Уэлш не одобряла эти игры. При ее посредничестве Хемингуэй и Стейнхарт, видимо, пришли к какому-то соглашению, и в начале 50-х годов боевые действия прекратились. А кроме того, к этому времени Батиста уже совершил государственный переворот, подпольная борьба против нового диктатора нарастала и, если что-то где-то взрывалось, сразу возникало подозрение в подрывной деятельности. (С 1955 года стали исчезать с прилавков все виды ракет, петард и хлопушек — пошел на убыль промысел, которым традиционно занимались в китайском квартале Гаваны.) В своей книге "How it was" ("Как это было") Мэри вспоминает своих соседей Стейнхартов как людей весьма любезных и благовоспитанных. И ни слова о партизанских действиях, идейным вдохновителем и руководителем которых был ее муж.

Такие дома, как стейнхартовский, возводили себе на Кубе миллионеры в 20-х годах. Рядом с ним Финка Вихия тянет не больше чем на фермерский дом средней руки. Особняк трамвайного короля, образчик архитектурного эклектизма, этакого art nouveau {Новое искусство (франц.)} местного производства на потребу осевших в Гаване tycoon {Магнат (яп.-англ.)}, после революции был отдан под среднюю школу, где учатся сейчас почти все подростки Сан-Франсиско-де-Паула. Школа носит имя Фернандо Ченардо Пиньи, революционера, фотографа по профессии, погибшего 26 июля 1953 года при штурме казарм "Монкада" {"Монкада" — военные казармы в г. Сантьяго-де-Куба, штурм которых 26.07.1953 г. группой патриотов во главе с Ф. Кастро Рус положил начало вооруженной борьбе против диктатуры Ф. Батисты.}. Забор, окружающий бывшую усадьбу Стейнхарта, сложен из камня и намного выше ограды Финки Вихии. Перед началом и после окончания уроков в школе переулок — теперь уже не Стейнхарта — едва умещает шумную толпу мальчишек и девчонок. На воротах бывшей резиденции Стейнхартов висит плакат: "Если я погибну, а наше дело будет спасено, оденься в красное, потому что спасена будет Родина". Это слова Ченардо Пиньи.

Но ракеты и хлопушки пускались в ход не только на границе владений писателя и магната. Хемингуэю нравилось тратить деньги на всю эту пиротехнику. Предпочтение он отдавал ракетам по 20 сентаво, производившим при воспламенении оглушительный шум, и дешевым шарикам (два на пять сентаво), обернутым в фольгу, которые взрывались от удара об землю или об пол. Были ракеты и по 40 сентаво, а самые ходовые — толщиной с сигарету, красные с желтым фитильком — по пять. Сколько раз, особенно перед рождеством, Эрнест Хемингуэй во главе ватаги сорванцов устраивал "салюты" на улицах Сан-Франсиско-де-Паула. А дома, всегда оставался неприкосновенный запас ракет для войны со Стейнхартом. (один из тех сорванцов, Хильберто Энрикес, вспоминает:

"Ракеты продавались поштучно и длинными лентами, как пулеметные. Когда Хемингуэй ходил с нами, он надевал свою ленту на шею, а концы засовывал в карманы. Ракеты мы поджигали сигаретой, а так как он не курил, каждый из нас рвался нести зажженную сигарету. Обычно это были "Партагас" — сигареты крепчайшие и очень длинные. Конечно, можно было поджигать и спичками, но с сигаретой мы чувствовали себя настоящими саперами. Хемингуэй был большим любителем розыгрышей. Ну, например, подбираемся мы незаметно к парикмахерской, ставим в ряд ракеты и поджигаем. Ракеты взрываются одна за другой, как будто пулемет строчит, и в парикмахерской все палятся на пол. Потом кто-нибудь скажет: "Да нет, это же ребята со своими хлопушками!" А если заметят Хемингуэя, разозлятся: "Нет, вы посмотрите на этого американца: такой большой, а туда же!" Но чтоб посильней что-нибудь сказать — нет, никогда. Потому что, во-первых, Хемингуэй был высокий и такой сильный, что мало кому улыбалось потягаться с ним, а во-вторых, очень уж он был симпатичным человеком, и люди охотно прощали ему это ребячество. Он, конечно, не ждал, пока его заметят, — сразу вместе с ребятами бросался наутек. Но как не заметить! Представляете, картина: такой дядя мчится во весь опор по одной из крутых улочек Сан-Франсиско-де-Паула, а за ним дуют человек 15 — 20 мальчишек. Люди только удивлялись: "Господи, да это ж Хемингуэй!" И тут бахало. "Опять Хемингуэй ракеты взрывает!" А Хемингуэй, взбудораженный, радовался от души, хохотал... Потом он посылал кого-нибудь из ребят узнать, что там было в парикмахерской или где еще, и, когда тот возвращался, с пристрастием расспрашивал его, как после настоящей партизанской операции. "Значит, они все попадали на пол?" — спрашивал он. Разведчик докладывал, и, если что-нибудь в его рассказе Хемингуэю особенно нравилось, он оборачивался к нам, чтобы убедиться, что и мы реагируем точно так же".

Но самое большое удовольствие доставляла ребятам игра в ракетную войну. Хемингуэй располагал "войска" в двух противоположных "траншеях", используя для этой цели естественные неровности почвы на территории Финки Вихии. Он командовал одной стороной, а во главе другой ставил кого-нибудь из своих друзей, гостивших в доме. На вооружении у ребят были самые настоящие пусковые установки, правда деревянные, "мы их наводили друг на друга". И начинался бой. "Того и гляди, без головы останешься, — замечает Хильберто, один из "оставшихся в живых", — только успевай поворачиваться". Хосе Луис Эррера Сотолонго рассказывает, как однажды Хемингуэй с одним из своих друзей, возможно это был Пако Гарай или Сински, устроили ему засаду. Эррера Сотолонго "не был вооружен", и они "захватили" его в доме и начали палить из своих бамбуковых трубок ему под ноги — им хотелось заставить его "поплясать". Пришлось доктору спасаться бегством.

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес


 






Реклама

 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"