Эрнест Хемингуэй

Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Письмо Эрнеста Хемингуэя к Мэри Уэлш. 26 ноября 1944 г

26 ноября

Э. Хемингуэй, военный корреспондент,

90-й разведотдел, штаб 4-й пехотной дивизии,

полевая почта 4-й армии США

Моя дорогая,

Итак, сегодня прошел еще день, а завтра настанет следующий. Больше писать не о чем, Пикл. Вечером в спешке вернулся от Бака, где обедал с Табби. Потом шеф дал мне две бутылки бренди, которые завтра я поставлю всей братии. Вчера сначала написал тебе, когда пришлось вернуться днем, а потом снова вечером. Странно, но в отношении завтрашнего дня я настроен лучше, и только что кончил читать 42 страницы отчета (или неофициального обследования) дивизионного психиатра. Исключительно интересно. Но меня это ободрило, потому что он знает все о страхе и ничего о храбрости. Мне кажется, что он даже думает, что это какая-то бравада, и, с его точки зрения, это могло бы принести вред, если бы охватило страну, и, возможно, оставило бы психиатров безработными (мое собственное голословное утверждение).

Но все мы живем с нашими проклятыми горестями, и нашей дурацкой гордостью, и сломанным древком нашего копья, и ни один сукин сын в мире не одержит над нами верх — а об этом-то психиатр ничего не знает. А если и знает, мне кажется, все равно, берется судить не с того конца. Если он хороший и добрый. Он вроде бы добрый. (Я никогда не сталкивался с такими целителями. Возил их. Но никогда не беседовал с ними по душам.)

Пикл, если вернусь домой усталый, заранее прости, потому что это быстро пройдет, и я постараюсь этим тебя не утомлять. Никаких одолжений. Просто долго буду лежать в постели и болтать о том, что было и чего не было на самом деле. А может быть, лучше, как для Бэмби, снять проклятое давление, и потом — всему конец.

Снова не получил письма. Может быть, получу завтра. Здесь меня ставят в пример. Очень надоедает!

Пикл, это письмо не о том, как мне себя жалко. Я ведь действительно писатель и могу переключить свое воображение, как водопроводный кран, чтобы оно работало в другом направлении. Но мне жаль людей, всех людей, и прежде всего, всю пехоту, а теперь я их бросаю. Знаю, что мало думал о людях и брал в расчет только результаты. Я любил моих друзей, но подавлял в себе жалость, кроме тех случаев, когда был далеко от них, а теперь начинаю обращать на это внимание, а понимание этого вызывает страдание. Каждый день теперь это строка из поэмы.

Стремительное наступление выматывает, правда? Даже если ты все время держался бодро и храбро? Мне временами кажется, что от катера я тоже устаю. Знаю, что еще до приезда сюда был ужасно вымотан. К черту усталость. Давай приведем себя в форму, отдохнем, подлечимся и снова засядем за работу. Ведь мы единомышленники.

Я люблю тебя, моя самая дорогая, самая прекрасная, самая верная, самая сложная, самая простая и самая красивая.

Вижу тебя сейчас, и это прекрасное зрелище.

Очень крепко тебя обнимаю, сердце мое дорогое.

Твой Единственный