Хемингуэй на гражданской войне в Испании
"Все люди на свете делятся на два сорта — имущих и неимущих".
Сервантес. "Дон Кихот"
Когда Хемингуэй принял решение встать на сторону Испанской республики, он сделал это не колеблясь и с ясно осознанной целью, что эту войну необходимо выиграть. С прошлым было покончено, ибо теперь это был не тот Хемингуэй, который в 20-е годы, одинокий и изверившийся, написал рассказ "Дома", и не тот, из-под чьего пера позднее вышли последние главы романа "Прощай, оружие!" Писатель сумел преодолеть довольно расхожие взгляды на роль искусства и художника, нашедшие отражение на страницах "Зеленых холмов Африки" и "Смерти после полудня". Расстался он и с удобствами семейной жизни с состоятельной Полиной Пфейфер в своем большом доме в Ки-Уэсте, и с позой умудренного жизнью литератора. Позже Хемингуэй скажет своему брату Лестеру, что до войны в Испании, пока ему удавалось творить, писать книги, его не заботило то, каким образом протекала остальная жизнь. И если когда-то Хемингуэй не раз критиковал Джона Дос Пассоса за его левые настроения, то теперь гражданская война в Испании в корне изменит положение: Хемингуэю предстояло занять позиции, которые покидал Джон Дос Пассос. Оправдывая свое отступление, Дос Пассос ссылался на факт расстрела валенсийского профессора Хосе Роблеса, обвиненного в передаче сведений франкистам, на что Хемингуэй в запале заявил, утрируя ситуацию, что Дос Пассос поставил жизнь одного человека выше общих интересов.
Наконец-то у Хемингуэя появилось нечто похожее на идею и знамя, нуждавшиеся в защите. Однако если идея была довольно расплывчатой, окрашенной настроениями либерального толка и индивидуализма, то на знамени были начертаны ясные слова: Испанская республика.
Конечно, в ходе войны образ мыслей писателя претерпит изменения. Будут у него и сомнения и противоречия, но никогда, даже в трудных обстоятельствах, он ни на шаг не отступит от своих убеждений, хотя его обновленное политическое сознание будет отмечено элементами "мачизма" и упрямства. Наиболее отчетливо идейная направленность поступков Хемингуэя выражена Робертом Джорданом, главным героем романа "По ком звонит колокол": "Если мы победим здесь, мы победим везде".
Осенью 1937 года Эрнест Миллер Хемингуэй, военный корреспондент американского агентства НАНА (Североамериканское газетное объединение), находился в восточной части Мадрида. В кармане куртки — журналистское удостоверение, американский паспорт, незаменимый в полевых условиях складной нож и с десяток луковиц, на поясе — револьвер "Магнум-357" (не предъявленный при таможенном досмотре) и старая фляжка, наполненная коньяком. Изготовленный из золингенской стали нож с перламутровыми накладками, небольшими ножницами, штопором, консервным ножом и тремя разными лезвиями, напоминавший в раскрытом виде паука, был превосходен. Писатель так им гордился, что показывал его всем и каждому. Коньяком из фляги на поясе Хемингуэй угощал таких известных людей, как Йорис Ивенс, Илья Оренбург, Андре Мальро и Роберт Капа. А луковицами, заполнявшими карманы замшевой куртки, Хемингуэй утолял голод: сделав большой глоток из фляги, он закусывал коньяк луком. В карманах куртки, как правило, находились и другие необходимые вещи: различные удостоверения, деньги, записная книжка, авторучка и пара карандашей номер два.
Из этих предметов на Финке Вихии хранится только паспорт в обтрепавшейся по краям красной ледериновой обложке. По этому документу можно проследить не только за перемещениями Хемингуэя в Испании, но и за превратностями судьбы Испанской республики.
Невозможно без волнения рассматривать сделанные на французских и испанских таможнях отметки о въезде и выезде, пытаясь увидеть за ними конкретную деятельность писателя. На память приходит его хроника "Первые военные впечатления", написанная после перелета на военном самолете из Тулузы в Барселону: "Самолет мягко коснулся бетонной дорожки и с ревом подкатил к маленькому строеньицу, где мы, продрогшие после перелета над снежными хребтами Пиренеев, грели руки о чашки кофе с молоком, а у входа толклись трое часовых в кожаных куртках с пистолетами. Там мы узнали, почему Барселона выглядела такой удручающе пустынной.
Только что пролетел трехмоторный бомбардировщик в сопровождении двух истребителей и сбросил свой груз бомб на город".
Красноречивее любых слов говорит сам за себя тот факт, что от страницы к странице отметки в паспорте становятся все менее официальными. Если на первых визах ясно видны завитушки обрамления печати, развернутые знамена, герб страны и горделиво выписанное название республики, то последние разрешающие надписи сделаны карандашом, наспех и почти что без всякой официальности.
Очень скоро бойцы республиканской армии научились узнавать Хемингуэя по его росту, мощному телосложению, одежде. В действующих частях писатель неизменно появлялся одетый в замшевую куртку, в высоких охотничьих сапогах, баскском берете и очках в металлической оправе. Поразительно везучий, он спокойно шагал под разрывами снарядов, не забывая поделиться с окружающими содержимым своей фляги.
Несомненно, это был не только смелый, но и опытный человек. Он не забыл, как свистят снаряды, сработанные на заводах Круппа, и знал, когда в случае опасности нужно броситься ничком на дно траншеи. Прошли годы с того дня, когда разрыв немецкой мины оставил на теле Хемингуэя многочисленные раны. Две сотни осколков, старая фляжка и награды за храбрость были теми сувенирами, которыми его одарила первая мировая война.
Теперь, в Мадриде, этот знаменитый репортер, получавший 500 долларов за каждую телеграмму и 1000 долларов за статью, стремился к новой, высокой цели, более значительной, чем охота на диких зверей в Африке, ловля форели и охота на дичь в северном Мичигане, схватки с "большой" рыбой в Гольфстриме или страстное увлечение боем быков. В Испании Хемингуэй оказался среди храбрых, хорошо знавших свое дело и оптимистично настроенных людей: Оренбург, Мальро, снискавший легендарную известность венгерский фотограф Роберт Капа, немецкие интернационалисты Густав Реглер, Ганс Кале, Вернер Хейльбрун и Людвиг Ренн, оператор Роман Кармен и писатель Михаил Кольцов, генералы Петров, Вальтер и Лукач, кубинские писатели Карпентьер, Гильен, Маринельо, чилиец Неруда, испанцы Альберти и Мария Тереза Леон, а также соотечественники писателя Ленгстон Хьюз и Поль Робсон. Война еще больше упрочила старые дружеские связи Хемингуэя и одновременно позволила ему обрести новых друзей, которые навещали писателя в его доме на Финке Вихии в послевоенные годы и которым он в меру своих возможностей оказывал помощь. Так, вдове Вернера Хейльбруна он передал права на сценарий "Испанская земля", а Густаву Реглеру помог выбраться из французского концлагеря и написал предисловие к его роману "Зеленый крест", основанному на событиях гражданской войны в Испании.
Вполне возможно, что были моменты, когда пребывание Хемингуэя в сражавшейся Испании могло показаться беззаботной прогулкой. Ведь он увлек за собой матадора Сиднея Франклина, поэта Ивена Шипмена, других своих давних испанских друзей, однако на этот раз вместо праздничной и расслабленной атмосферы "Фиесты" героев окружали разрушения и смерть.
В свою первую поездку в республиканскую Испанию Хемингуэй отправился 27 февраля 1937 года. Во Францию он прибыл на пароходе "Париж", а из Тулузы в Барселону добрался на самолете. Далее путь его лежал в Валенсию и Аликанте, где сторонники республики только и говорили что о победе при Бриуэге. Хемингуэй побывал на поле боя и видел неубранные останки итальянских солдат, разнесенных на куски снарядами и разлетавшимися при взрывах камнями. Именно в этот период Хемингуэй вместе с голландским кинематографистом коммунистом Йорисом Ивенсом и оператором Джоном Ферно работал над фильмом "Испанская земля". Чуть раньше он и молодой испанский писатель Пруденсио де Переда участвовали в подготовке документальной ленты "Испания в огне".
В то время Эрнест Хемингуэй входил в организацию, известную под названием "Современные историки", первоначально включавшую в себя Дос Пассоса, Лилиан Хеллман и Арчибальда Мак-Лиша и ставившую перед собой задачу рассказывать правду о борьбе испанского народа, а также собирать денежные средства для республики. Лилиан Хеллман в автобиографической книге "Незавершенная женщина" вспоминает о том, как в 1937 году Мак-Лиш обратился к ней с просьбой принять участие вместе с Ивенсом и Хемингуэем в создании документального фильма о гражданской войне в Испании. Он рассчитывал использовать ее опыт драматурга при написании сценария. Однако заболевшая воспалением легких писательница была вынуждена остаться в Париже и не смогла участвовать в работе над фильмом. Вспоминает Хеллман и о том, что Хемингуэй выразил свое удовлетворение достигнутым результатом. Во второй раз увидеть "Испанскую землю" Лилиан Хеллман довелось уже в конце 60-х годов, и вновь фильм ей понравился. По мнению писательницы, замысел Эрнеста и Йориса удался: "Хемингуэй был гораздо лучше, чем я, подготовлен к тому, чтобы сделать этот фильм".
Работа над "Испанской землей" и обязанности корреспондента НАНА способствовали тому, что Хемингуэй побывал на многих участках военных действий. Но поскольку из каждой поездки он неизменно возвращался в Мадрид, его комната в отеле "Флорида" стала неким подобием святилища для него и для его друзей. Здесь собиралась шумная компания знакомых писателя, здесь он работал и веселился. Артур Ландис так описывает обслуживание во "Флориде": "Столовые приборы в отеле "Флорида" — штаб-квартире Хемингуэя, Герберта Мэттьюза и Марты Геллхорн — по-прежнему блистали чисто-той, скатерти и салфетки были великолепны, однако блюда, хотя и подавались с безукоризненной элегантностью, разнообразием не отличались: ломтик хлеба, сваренный в оливковом масле турецкий горох и луковица, изредка чечевица или фасоль. Вот и все меню. Десерт, если таковой предлагался, ограничивался одним-единственным апельсином. На мраморные столики маленьких кафетериев, вынесенных на открытые веранды, больше не подавались крепкие напитки, как не стало их и в кабаре, однако мы знали, что Хемингуэй каким-то загадочным образом все же исхитрялся добывать спиртное и щедро потчевал им своих гостей".
Комната в гостинице обходилась писателю дешево, так как здание находилось в поле досягаемости огня фашистских батарей, установленных на Сьерра-Тара бита се. Хемингуэю доставляло удовольствие показывать собравшимся еще не остывшие снаряды из тех, что падали неподалеку и не взрывались.
Но и Ивенс и Ферно в час опасности тоже не прятались за чужие спины. Хемингуэй даже написал Мак-Лишу, что его друзья вполне могут однажды погибнуть. Ивенс, например, помимо своих прямых обязанностей, каждый день еще выступал и в роли пехотного офицера. Однако наиболее рискованными оказались съемки атаки танков и пехоты при Мората-де-Тахунье и бомбежек Мадрида. Вместе Ивенс и Ферно не раз попадали и под пулеметный обстрел, и под бомбы и вместе весело проводили свободное время, разыскивая бары и таверны, сохранившиеся в обстановке войны "чистые и хорошо освещенные местечки", как говорил Хемингуэй, явно намекая на свой рассказ с похожим названием. В этих сложных условиях Хемингуэй написал текст сценария к фильму "Испанская земля".
В 1940 году, возвращаясь мыслями к той весне, Эрнест Хемингуэй заметил: "Время борьбы, когда мы верили, что республика может победить, было самым счастливым в нашей жизни".
8 июля 1937 года документальная лента "Испанская война" была показана в Белом доме Рузвельту и членам его семьи. Предположительно это удалось сделать благодаря усилиям Марты Геллхорн. Премьера фильма состоялась в августе того же года в Нью-Йорке, а сама работа стала причиной размолвки Хемингуэя с рядом деятелей культуры, длившейся до конца жизни писателя. На одном из частных просмотров Хемингуэй оказался рядом с Орсоном Уэллсом. Этот актер ранее получил предложение прочитать в "Испанской земле" дикторский текст, но по какой-то причине он не сумел это сделать. Уэллс заявил Хемингуэю, причем несправедливо, что его фильм — дерьмо. Дело дошло до рукопашной.
В Соединенные Штаты Хемингуэй вернулся в мае 1937 года. 4 июня на Втором конгрессе американских писателей, проходившем в "Карнеги-холл" в Нью-Йорке, он произнес первую в своей жизни официальную речь, в которой говорил о своем пребывании в Испании и о миссии писателя в наше время. Вместе с Хемингуэем на сцене находились председатель Лиги Американских писателей Дональд Огден Стюарт, секретарь Коммунистической партии США Эл Браудер и Йорис Ивенс. Заседание вел Арчибальд Мак-Лиш. Выступление писателя, длившееся семь минут, горячо приветствовали 3500 делегатов и сотни столпившихся в дверях людей. Эта речь, позволившая Хемингуэю преодолеть свою нерешительность перед публичными выступлениями и высказаться в поддержку мысли о том, что писатели должны активно содействовать защите свободы и демократии, стала высшей точкой эволюции политических взглядов писателя.
Грохот боев, бесконечные поездки на фронты гражданской войны в Испании и возвращения в США — таков фон эксперимента, в который с головой ушел Хемингуэй. Сам эксперимент — речь идет о создании романа "Иметь и не иметь" — мы определили бы как литературно-социальный. Из Нью-Йорка писатель перебирается в Ки-Уэст, а оттуда на Бимини. Правит пробные оттиски романа, считая, как он говорил об этом Лестеру, что в ряде отношений это самая значительная из всех написанных им книг. К моменту первой поездки писателя в республиканскую Испанию роман был закончен. Первоначальный объем произведения намного превышал окончательный, опубликованный вариант. Связано это с тем, что из Испании писатель вернулся горячим сторонником республики. Именно тогда он сократил роман и изменил его финал. Тогда же он дописал монолог, произносимый Гарри Морганом, и слова, ставшие девизом самого автора: "Человек один не может... Все равно человек один не может ни черта".
Осенью 1937 года книга поступила в продажу. Высказывания американских критиков по поводу романа оказались разноречивыми. Утверждалось, что попытка Хемингуэя вторгнуться в социальную сферу привела к разрушению его стиля. Говорилось и о том, что название романа пародирует известный гамлетовский монолог. (Сервантес, дескать, за несколько столетий до Хемингуэя уже нашел это несложное противопоставление.) Однако возня в узком мирке писак мало волновала Хемингуэя в те месяцы его жизни. И только по чистой случайности он жестко ответил на выпады критика Макса Истмена, вернув ему таким образом, старый литературный должок.
Вступив на стезю политического агитатора, Хемингуэй, сопровождаемый Ивенсом, отправился в Голливуд, чтобы принять участие в патронируемой Фредриком и Флоранс Марч кампании по сбору средств в помощь Испанской республике. В Голливуд Ивенс привез коробки с фильмом "Испанская земля", а Хемингуэй — пятнадцать рукописных страничек своей второй речи.
У Лилиан Хеллман есть воспоминания о сборах средств, проводимых в те годы в Соединенных Штатах Америки. Однажды в доме супругов Марч среди гостей было собрано 13 тысяч долларов на покупку санитарных машин. Чуть раньше, услышав предложение о пожертвованиях, актер Эррол Флинн вышел из комнаты, сославшись на неотложные дела, и в тот вечер его никто больше не видел. (По утверждению Артура Ландиса, американскому киноактеру Эрролу Флинну, побывавшему в Испании в качестве гостя, симпатизировавшего республике, был сделан искусственный шрам от пулевого ранения, хотя его поездка носила характер скорее туристической прогулки. В его пребывании на фронте не было опасности ни на грош, однако все это представили как достаточно рискованное предприятие. Сообщение об этом факте появилось в газете "Нью-Йорк таймс" в мае 1937 года.) А спустя примерно месяц в США заговорили о том, что либеральная поза Флинна — это всего лишь прикрытие для его связей с фашистами.
Тем временем неисправимый романтик Хемингуэй пытался убедить своих богатых знакомых финансировать закупку медицинских принадлежностей для Испанской республики, на что многие из них отвечали отказом, ссылаясь на то, что это равнозначно сотрудничеству с коммунистами.
Летом 1937 года писателю, ставшему председателем комиссии санитарной помощи общества "Американские друзья испанской демократии", удалось собрать сумму, необходимую для приобретения санитарных машин, медикаментов и медицинских инструментов. Значительную часть этих денег внес он сам. Однако двенадцать полностью укомплектованных санитарных машин были задержаны в нью-йоркском порту на основании поправки к Акту о нейтралитете США, запрещавшей продажу оружия Испании.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2022 "Хемингуэй Эрнест Миллер"